Пена. Дамское счастье [сборник Литрес] - Эмиль Золя

– Вы спасли меня, душечка, – прошептала Полина, – он струсил! Пообещайте, что защитите меня в случае несчастья, и не делайте такое удивленное лицо: сами знаете, одно ваше слово может все переменить в «Дамском Счастье»!

Произнеся этот короткий пылкий монолог, Полина поспешила назад в свой отдел. Дениза залилась краской, смущенная прозрачными намеками подруги, тем более что та была права. Ей теперь так часто льстили, что она была почти готова поверить, будто имеет власть над людьми. Вернувшаяся госпожа Орели обнаружила, что в отделе царит деловитое спокойствие, мысленно поставила это в заслугу заместительнице и мило ей улыбнулась. Отношения с Денизой были очень важны, ведь однажды девушка могла пожелать возглавить отдел. Начиналась эпоха ее правления.

Единственным, кто не спешил капитулировать, оставался Бурдонкль. Он вел против девушки тайную войну, главной побудительной причиной которой была странная, зоологическая неприязнь. Бурдонкль ненавидел Денизу за кротость и обаяние и сражался с ней как со злокозненной силой, угрожающей благополучию торгового дома, если Муре сдастся на милость победительницы. Ему казалось, что неуместная нежность отнимет у патрона его дар коммерсанта, ведь завоеванное при помощи женщин женщиной и отнимется. Бурдонкля женщины оставляли холодным, он не ведал страсти и потому презирал их как человек, давно утративший иллюзии. Он существовал среди них и знал все их тайные ухищрения. Аромат семидесяти тысяч покупательниц не пьянил, но заставлял его страдать от чудовищных мигреней, поэтому, возвращаясь домой, он колотил любовницу. Молоденькая продавщица, неожиданно обретшая власть, казалась ему тем более опасной, что он не верил ни в ее бескорыстие, ни в искренность отказа Муре. По мнению Бурдонкля, Дениза играла роль – хитрейшую, самую изощренную из всех возможных. Сдайся она с первого раза, Муре забыл бы о ней на следующее утро. Отказав, она подстегнула желание мужчины, свела его с ума, заставила делать глупости. Прожженная шлюха действовала бы так же… Бурдонкль смотрел в ясные глаза девушки, видел ее доброе лицо, естественность поведения, и его одолевал страх. Он боялся Денизу, как людоедку, как саму смерть в образе непорочной девы. Как переиграть мнимую простушку? Бурдонкль пытался разглядеть уловки в надежде разоблачить их при большом стечении народа. Должна же она рано или поздно совершить ошибку! Он застукает ее с любовником – с одним из многих! – ее снова изгонят с позором, и торговый дом начнет функционировать как хорошо отлаженный механизм.

– Будьте настороже, Жув, не теряйте бдительности, – твердил Бурдонкль инспектору. – Я в долгу не останусь.

Жув не спешил выполнять поручение; он понимал женскую природу и серьезно подумывал, не перебежать ли в лагерь сторонников этой девочки. Ведь через день-другой Дениза вполне может превратиться в царицу бала, кроме того, она чертовски хороша! Когда-то давно его полковник покончил с собой из-за такой вот девчонки, не красавицы и даже не хорошенькой, но нежной и застенчивой, способной тронуть сердце одним взглядом.

– Я не спускаю с нее глаз, – отвечал он, – но, клянусь честью, пока ничего подозрительного не обнаружил!

Одни льстили Денизе, другие и впрямь ее уважали, но по магазину ходили немыслимые мерзкие слухи. Утверждали, что Ютен был ее любовником и они до сих пор иногда встречаются. Больше того, с ней якобы спал и Делош, а сейчас они обжимаются по углам и часами болтают невесть о чем! Немыслимо!

– Итак, ничего нового ни о заведующем отделом шелков, ни о приказчике из кружев? – не успокаивался Бурдонкль.

– Пока ничего, – утверждал инспектор.

Самые большие надежды Бурдонкль возлагал на Делоша. Однажды утром он своими глазами видел, как он и Дениза смеялись на цокольном этаже. Пока же ему приходилось общаться с заместительницей как с ровней, ибо недооценивать ее он больше не смел. Дениза могла свалить его, несмотря на десять лет беспорочной службы.

– Рекомендую обратить особое внимание на молодого Делоша. Они всегда вместе, если застукаете их, сразу зовите меня, остальное я сделаю сам.

Муре страдал. Почему эта девочка терзает его? За что? Он помнил, как она пришла в «Дамское Счастье» – дикарка в грубых башмаках и тесном черном платьице. Она даже заикалась от смущения, все над ней посмеивались, а ему самому Дениза показалась просто уродливой. Уродливой! Теперь он за один взгляд готов упасть на колени и молиться на нее!

Тогда Дениза считалась самой неумелой из продавщиц, ее отталкивали, осыпали грубыми насмешками, как обезьянку в зоопарке. Много месяцев Октав наблюдал, как растет и развивается «малышка», не осознавая, что она тронула его сердце. Ему бы стоило опасаться Денизы, ведь, даже называя свое чувство к ней жалостью, в действительности он любил это удивительное создание. Полную власть Дениза взяла над Муре после вечерней прогулки под каштанами сада Тюильри. Смеялись девочки, журчал фонтан, а она шла рядом и молчала в теплом ароматном сумраке лета. Как развивалась их история дальше, он не помнил, но любовный недуг усиливался. Сегодня, услышав шорох платья Денизы, Октав едва не терял сознание.

Он долго сопротивлялся и даже сейчас иногда бунтовал и жаждал избавиться от нелепой зависимости. Чем она его держит? Он дал ей работу из милости. Дениза не из тех великолепных красавиц, на которых все оглядываются, она простая девчонка с неприметной внешностью и небогатым умом, вначале все для нее складывалось крайне неудачно. Каждый приступ ярости ввергал Муре в состояние священного ужаса дикаря, осквернившего своего идола. Дениза привносила в мир все лучшие женские качества – отвагу, веселость и простоту, ее кротость пленяла, как нежный аромат. Эту девушку нельзя было не заметить, отнестись к ней равнодушно, ее обаяние действовало на окружающих постепенно, но победительно; если она кому-то улыбалась, этот человек навечно становился ее обожателем. Дениза улыбалась всем своим бледным лицом, голубыми глазами, щеками и подбородком с ямочкой, масса золотистых волос светилась, как корона королевы-победительницы. Муре в конце концов капитулировал, осознав, что ум Денизы, как и красота, питается ее моральной безупречностью. Другим продавщицам «Дамского Счастья» удавалось приобрести лишь внешний лоск, при определенных обстоятельствах легко сходящий с девушек, оторвавшихся от привычной среды; изящество же Денизы было врожденным и естественным, без наносного кокетства. Практический опыт рождал в ее маленькой головке передовые профессиональные идеи. Она любила порядок во всем и умела проявлять непреклонность. Октаву хотелось каяться и коленопреклоненно молить о прощении за гнев.

Ну почему она упрямится? Он раз двадцать уговаривал ее, молил сдаться, предлагал все больше и больше денег, потом решил, что дело в честолюбии, и сказал: «Первый освободившийся отдел станет твоим!» – а она снова отказала! Он удивлялся и распалялся, думал, что раньше или позже девочка уступит, ибо всегда считал женское благоразумие качеством весьма нестойким. У него осталось одно-единственное желание, одна цель – заполучить ее, усадить к себе на колени, поцеловать в губы. Когда он воображал этот момент, кровь закипала у него в жилах, тело пробирала дрожь, ощущение собственной беспомощности доводило до безумия.

Муре жил как одержимый. Он просыпался с мыслью о Денизе, она снилась ему по ночам, присутствовала в рабочем кабинете, где с девяти до десяти утра хозяин «Дамского Счастья» подписывал переводные векселя и распоряжения. Октав все делал машинально, чувствуя рядом незримое присутствие Денизы, спокойно отвечающей ему: «Нет!» В десять начиналось собрание акционеров – настоящее заседание кабинета министров, совет двенадцати, на котором он председательствовал. Обсуждались внутренние проблемы, решались вопросы закупок и оформления прилавков, и Октаву среди цифр слышался нежный голос Денизы. В самых сложных финансовых ситуациях он видел ее милую улыбку, потом девушка вместе с ним отправлялась на каждодневную инспекцию магазина. После полудня Муре возвращался в зал заседаний и с двух до четырех принимал целую толпу народа, фабрикантов со всей Франции, богатейших промышленников, банкиров, изобретателей, и Дениза его не покидала. Богатство материальное и интеллектуальное, безумный хоровод миллионов, переговоры, заканчивавшиеся самыми крупными сделками на рынке столицы… всему этому она была незримой свидетельницей. Редко, не дольше чем на минуту, решая судьбу того или иного предприятия, Муре забывал о воображаемой